Роль и значение азербайджанского мугама в развитии общечеловеческого прогресса.

Мугам (макам) - это один из важнейших жанров традиционной музыки Востока, история которого простирается в глубь веков. Огромнейшая роль и значимость этого уникального искусства в человеческом обществе в течение многих тысячелетий снискали ему славу таинственного, неземного искусства, ниспосланного нам Богом. Разнохарактерность стилей и традиций с одной стороны, общность, идеалистическая направленность и огромнейшее эстетическое воздействие на рост культуры человечества - с другой, сделали это уникальнейшее искусство загадочным не только для ученых, но и для всего человечества. Гибкость формы, классический стиль, национальность характера, вместе с тем и интернациональность музыкального языка мугамов, легкая восприимчивость их ладово-интонационных особенностей традиционной культурой различных народностей раскрыли большие возможности распространению мугамов на обширной территории земного шара. Музыкальная традиция, несущая в себе изюминку национального мышления мугамов, много тысячелетий распространялась от юга Иберийского полуострова на западе до границ Китая на востоке, от Кавказского хребта на севере до Сахары на юге - в мире, где доминировал расцвет традиционной музыки Востока - мугама.
Таинственность мугама всегда была в центре внимания ученых мира. Музыковеды, литературоведы, историки, древнегреческие и средневековые философы Востока неоднократно уделяли внимание исследованию мугамов, бытующих в Восточных странах. Большой интерес не только ученых мира, но и всего человечества к мугаму предопределил его значимость в развитии общечеловеческого прогресса.

Мугам - это не просто традиционная музыка. Это, прежде всего, национальное и интернациональное мышление. Человеку, познавшему искусство мугама, приоткрыты все двери музыкального искусства. Музыкальный язык мугама интернационален, он доступен всему человечеству. В искусстве музыкальный язык мугама можно сравнить с английским языком, являющимся критерием межнационального общения. Искусство мугама, тысячелетиями оседавшее в быту и в сознании различных народностей, является для более миллиарда населения земного шара общекультурным достоянием. В этом смысле значение этого возвышенного искусства для человечества огромно.

Искусство мугама имеет большое влияние на эстетическое развитие и на психологию человека. Оно порой бывает развлекающим, а порой серьезным, заставляя мыслить о сущности материи и бытия. Мелодический язык мугамов - это древнейший музыкальный язык наших предков, отшлифованный столетиями и тесно связанный с определенным ладом. А лад - это, прежде всего, мышление и настроение в пространстве, где пребывает слушатель мугама. Даже неподготовленного слушателя, ничего не знающего об этой музыке, при первом соприкосновении с ней пронизывает до глубины души.

Древние легенды о мугамах гласят, что первоначальных мугамов было семь, по числу пророков:
Мугам Раст остался от Адама. Ра - корень слова Раст, означает высшее и материнское начало всего, имя Всемогущего.
Ушшак - от праотца Ноя. Ушшак - тюркское слово, означает Ашыг (Ашиг, Яшыг, Ишыг) - это свет, влюбленный, множественное число влюбленных.
Мугам Нава обязан своим появлением пророку Дауду (Давуд). Нава - это мелодия, песня, плач. По легенде пение Давуда было настолько чарующим, что ему внимали не только люди, но и звери и птицы.
Мугам Хиджаз остался от Сулеймана. По легенде это песнопение - обращение к Всевышнему, Аллаху.
Мугам Ирак остался от праведного Эйюба (Иова). Слово Ирак на тюркском означает дальность. Ирак - название страны, где в древности жили шумерийцы.
Мугам Хусейни остался от праотца Ягуба. Другая легенда гласит, что Хусейни - это мелодия посвящения имаму Хусейну.
Мугам Рахави (с тюркского - Рах) - дорога (божья дорога), ави (эви) - дом. По легенде пророк Мохаммед читал нараспев Коран именно в этом макаме.
Мугам Бусалик в переводе означает поцелуй. Мугам Бусалик принадлежит халифу Омару.
По другой легенде все 12 мугамов произошли от пророка Мусы. Существуют и другие легенды.

Мелодии мугамов разнохарактерные. Они очень тесно связаны с восточной поэзией, шедеврами поэтического творчества человечества. В этой музыке сочетаются покой и страсть, экстаз высочайшего накала. До суфиев отменными исполнителями мугамов были древние дервиши и жрецы-маги. Слово мугам происходит от слова муг-маг (огонь), которое означает жреца-мага. Из истории известно, что маги были искусными мастерами песнопений, посвященных божеству Ахуры-Мазды. После возникновения религии Ислама эту роль играли суфии. В развитии средневекового искусства мугамов суфиям отводилась важная роль. Мугам (макам) (в переводе с арабского - одно мгновение, место), означает еще и ступень духовного совершенства, дающего возможность человеку, находящемуся в экстазе, постичь величие Божества. У суфиев и исполнителей мугамов существует общепринятый термин Хал (Hal -И.Р.) (вдохновение). Исполнители мугамов, входя в Хал, создают божественные музыкальные образы, под влиянием которых человек так или иначе духовно очищается и совершенствуется. А суфии, входя в Хал, под чарующие звуки музыки и ритма проводят мгновение в экстазе и их душа очищается от земной суеты и способна принять небесные дары. В отличие от других жанров искусства, двенадцать классических мугамных дестгяхов и мугамы (шобе и гюше), число которых достигает 460, передают полную гамму человеческих чувств. Мугамы по силе своего воздействия равносильны синтезу человека, музыки и космоса. Ученые средневековья соотносили мугамы по характеру четырем основным стихиям природы - огню, земле, воде и воздуху, которые присущи и человеческим темпераментам. В ранних и средневековых музыкальных трактатах встречаются подробные объяснения этому - огненный, горячий по натуре человек любит соответственно динамичные и жизнеутверждающие по характеру мугамы. Ему не соответствуют мугамы элегического характера, воздушные и мягкие по темпераменту. И наоборот - мягкому, воздушному по нраву человеку не импонируют мугамы огненного характера.

Одним из важнейших качеств характеристики мугамов является исполнительский стиль, интерпретация исполнителя, которое называется усуль. В средневековых музыкальных трактатах усуль - это метроритмическая характеристика данного мугама. В современном понятии, как уже отмечено, усуль - это стиль и интерпретация исполнителя. В этом смысле большое значение имеет и настроение, в котором находится исполнитель мугама во время игры или пения. От выбора усуля зависит, в каком настроении будет преподнесен данный мугам. Существуют разнохарактерные усули, где ритмическая сторона играет важную роль в характеристике и в раскрытии философской сущности мугама.

Свободная метроритмическая структура этой музыки универсальна, связана с общим течением времени и с натурой исполнителя и слушателя. В одних средневековых музыкальных трактатах встречается упоминание двадцати четырех усулей (ритмических рисунков, которые тесно связаны с арузным метро-ритмом), соответствующих двадцати четырем часам суток. В других трактатах перечисляются более 65 усулей, которые олицетворяют настроение и состояние души человеческой натуры. Здесь говорится, что усули присутствуют и в человеческом теле, которое под воздействием природных и магнитных волн космического происхождения изменяется с каждым часом. Соответственно, в таблицах древних трактатов говорится, что исполнение каждого мугама должно проходить в определенные часы и дни недели. Соблюдение этого правила помогает лучшему восприятию и воздействию мугама на человека.

Средневековые ученые связывают двенадцать основных мугамов (дестгяхов) с планетами и зодиакальным кругом. Это еще раз доказывает, что при исполнении музыкантом мелодии мугамов имеет большое значение, под каким созвездием находится слушатель и творец музыки. В этом случае мугамы имеют непосредственно активное влияние на человеческую природу.

Вследствие того, что мелодическая структура мугамов базируется на свободной ритмической формуле, в развитии мелодического звучания становится возможным создать любую сферу эмоционального воздействия. Как мы отмечали, сфера эмоционального воздействия мугамов зависит от пространственного местоположения лада исполняемых мугамов, от целей, стоящих перед исполнителем мугамов, а также от эмоционального состояния и настроения данного исполнителя мугамов. Одним из определяющих факторов эмоциональной сферы воздействия мугамов является то, в каком часу, в каких условиях, в какой день недели исполняется тот или иной мугам; к сожалению, подавляющее большинство исполнителей мугамов во время исполнения не учитывают данное обстоятельство.

Если углубиться в историю мугамов, разобраться, когда и в силу каких причин они возникли, выясняется, что создатели мугамов были одаренными профессионалами традиционной музыки. Одаренный профессиональный музыкант создает образец музыкального совершенства и созданное им музыкальное произведение отличается тем, что становится образцом высокого искусства. Исторические исследования доказывают, что мугамы переходили из поколения в поколение устно, традиционным способом. На разных этапах истории лишь высокопрофессиональные исполнители мугамов смогли сохранить исполнительское искусство. Не каждый музыкант был способен исполнять мугамы. Значит, мугамы, являющиеся образцами музыкального искусства, переходящими из поколения в поколение, неоднократно были переделаны более одаренными исполнителями мугамов, которые видоизменяли их мелодическую структуру; так, изменяясь, они дошли до наших времен. За тысячелетия люди совершенствовались, развивались, мугамы также неоднократно переделывались в разных вариациях разными мастерами и, как следствие, изменялись как образцы высокого искусства. Т.е. параллельно развитию общества развивались и мугамы.

Сам этот факт свидетельство того, что мугамы, являющиеся на Востоке образцами классической музыки, всегда служили совершенствованию людей в обновленном обществе, идеалам человечества, наконец, развитию гуманизма.

Феномен Алима Гасымова. Таинство азербайджанского мугама.

Алим Гасымов — не просто певец. Его творчество — это когда искусство плюс еще что-то — у каждого свои ассоциации. А их не всегда удается облечь в нужную словесную форму. Мне, например, иной раз кажется, что он осуществляет медиумическую связь с прошлым. Начинаешь "видеть" и "слышать" предков, понимать их. Может, именно эта его способность так магически действует на иностранцев. Казалось бы, француз и мугам. Так ведь — восторгается и аплодирует. Почему это происходит?

Не менее удивительна его способность проникать в музыкальную ткань чуждых ему этносов. Вот что рассказал Фархад Бадалбейли, не раз бывавший с ним в зарубежных поездках.
"Не так давно мы были с ним в Китае, прогуливались по парку, где играли местные музыканты — китайская кяманча и певица. Вы знаете, что китайская музыка настолько специфична, что усмотреть в ней родство с нашими корнями… Не знаю как, но Алиму это удалось. Он слушал, слушал и неожиданно, быть может, для самого себя подключился к певице. Результат их совместного музицирования оказался ошеломляющим. На их "концерт" сбежалось тысяч двадцать — по китайским масштабам это не очень много, что-то вроде аншлага в нашем камерном зале. Это был фантастический успех: он сумел обнаружить в ее пении какую-то нишу для себя, где он может показать что-то свое! Думаю, тут одного таланта мало. Человек, идущий на эксперимент, должен обладать каким-то невероятным масштабом — особым, планетарным. Вот у Алима этот масштаб есть. Такой человек должен обладать какой-то космической психологией. Потому, наверное, так убедительно все то, что он делает".
Сегодня Алим "сближает" мугам с испанским фламенко: он усмотрел в гортанном пении испанских певцов схожесть с нашим мугамом, особенно в южной части Испании — Андалузии, Севильи, где вклад мусульман в культурный пласт особенно ощутим.
Он обладает редким даром — умением объединять людей, независимо от их местонахождения и параметров удачливости. А не в этом ли заключается назначение подлинного искусства во все его времена?
Алим поет, превращая людей разных регионов и даже рас в жителей единого общего Дома — общей для всех планеты Земля.
Он адаптирует мугам всему миру. Как это происходит? Может, потому, что мугам — это импровизация, а значит — воображение. А как сказал классик, "воображение — это лишь наша память". А память — это Начало. А оно у нас общее… Очередная попытка объяснить необъяснимое. Ошибка в главном — пресловутая логичность, которая никогда не могла постичь то, что за гранью человеческого сознания.

Алим, как Вам удалось обнаружить свою нишу в китайской пентатонике — это, ведь, действительно невероятно! Согласитесь, уж слишком далекие пласты…

Согласен. Но, знаете, все народы земли (я имею в виду фольклорную музыку) имеют один звуковой фон. И главное — услышать его. А он, этот фон, у нас, землян, общий, потому что это — исток. А, услышав, мне уже не составляет особого труда влиться в любой, как вы говорите, пласт — импровизируя от исходной точки, каким становится этот самый фон, как камертон, мы становимся понятными друг другу. Они начинают понимать меня, а я — их. И уже не имеет значение— — китаец передо мной, норвежец или француз. Главное — это выйти на этот фон.
Он говорил о вещах, совершенно мне недоступных и непонятных, так, как если бы речь шла об элементарном.

"Выйти на фон"… Только и всего!
Момент "завоевывания" публики, почти обязательный для других исполнителей, ему неведом. Человек с самого начала концерта оказывается неумолимо вовлеченным в сферу его, Алима, мироощущений и принципов, в спонтанно-стройную систему устоев и законов, им созданных, и которой ты еще долго будешь руководствоваться после концерта
На одном из них я увидела женщину-иностранку, не отрывавшую глаз от сцены. Она слушала Алима не так, как все. Соотечественники, в большинстве своем, пришедшие на концерт, являли собой знатоков мугама, его специфики, не говоря уже о знакомых с детства текстах и т.д. И взгляд их посылал волну вполне понятного восторга. У нее же, чужестранки, подобного "арсенала" не было. Ей приходилось утраивать воображение, напрягать слух. И все это легко читалось на ее лице. На вопрос, чем ей нравится его пение (а это было очевидно), она ответила несколько загадочно: "Не знаю, что это — посыл в будущее или мостик к моей прошлой жизни… Высокий голос — ближе к Богу. Парит, свободный, в космосе. А бас, он шагает по земле"… При всей спорности этого утверждения, в нем что-то есть… "Не зря ведь поет, подняв голову к небу и закрыв глаза".
Удивительный он, мугам…
Снова за дело. Вопрос:

Мугам — это импровизация, уникально существующая в канонических рамках. Не мешают?

Мешают. Рамки мешают любому творческому человеку. Но ведь закон, как известно, на то и существует, чтобы его нарушать. "Классический подход"… Как многое он загубил! Законы должны помогать человеку самовыразиться, а не душить его… Вот послушайте, как поет, например, Сегях — тот же дилетант. Сколько неподдельного чувства в его исполнении, пусть небезупречном с точки зрения школы! Школа не должна убивать самобытность художника — на этом я стою и буду стоять. Я за свободу мугама. Ну, нельзя закатать мугам в банки для консервирования и оставить для будущих поколений. Он, мугам, скиснет в этой банке и просто уже перестанет быть мугамом — он умрет. А ломать рамки — огромное наслаждение! Вот и ломаю в меру своих сил. И, честно скажу, получаю от этого своего "озорства" невероятное удовольствие.

Судя по отзывам мировой прессы, удовольствие получаете не вы один…

Алима очень любят приглашать на какие-либо неофициальные мероприятия в иностранные посольства. Их оценка строится на ассоциациях. Они пытаются постичь саму суть. Это можно сравнить с тем, как слепой "осматривает" дерево: вот шершавый ствол, а вот и прохлада листа, пытаясь домыслить все остальное — цвет этого дерева, его конфигурацию… Различаются и характеристики — наши и их. Высокая тесситура, классические тексты, мастерство — говорим мы. Очищение, магия, духовное расшлаковывание — это они.
Описать пение Алима — задача, провальная во всех отношениях. Слишком, велик риск оконфузиться. Потому как то, что делает он, на грани музыки, медитации и еще множества того, что наподдается описанию.
Как колдовство…
Попытаюсь привести лишь "паспортные данные" его искусства. Безупречная техника ладовых импровизаций, виртуозность вокала, умение покорить любой зал, спонтанность и, конечно же, эксперимент. Перечитала и поняла, что не сказала ничего. Это как служебная характеристика: "ответственный в работе, хороший товарищ". А на деле — человек внутренне сломленный, привыкший пахать за других, с безысходной тоской серых глаз… Как неописуема живопись. "Черный квадрат" — и тот не опишешь. А ведь, казалось бы, нет ничего проще…
Искусство мугама — одна из высших точек духовности азербайджанского народа. Сегодня определение Мугам — как бытие мировой культуры, не подвергается в музыкальной культуре сомнению. Еще в советские времена изучение "азербайджанского лада", как основы мугама, было внесено в обязательное изучение в основных музыкальных институтах бывшего СССР, как то: Московской, Ленинградской, Донецкой и т.д. Консерваториях. Более того, спецкурс "Азербайджанский лад" являлся предметом изучения и в Америке в рамках музыкального образования. Таким образом мугам, как производное, уникальное произведение, от столь же уникального, не имеющего аналога в мире "азербайджанского лада", отличается не только предметом исследования, но и обучения, как музыкального феномена. Мугам не знает нот: каждый ханенде создает свою композицию, ищет в ней свою истину, поиск которой — вечен. То, что вчера было верно, сегодня будет неполно, а завтра может оказаться устарелой концепцией истины. Нужен такой же день, тот же настрой, то же солнце, чтобы родился такой же мугам. Каждый день памятен своими светом и тенью, поэтому мугам — он каждый раз новый…
Мугам появился, возможно, раньше ислама — все это еще предстоит доказать ученым. Но без сомнения — это духовная музыка, связанная с жаждой постичь Вселенную — звезды, человека, красоту, любовь и смерть. И Бога.
Сама форма — монументальная в своей "бесформенности", вмещающая в себя всю многогранность жизни и размышлений о ней. В советские годы мугам в Азербайджане несколько приземлился, порой ему отводилась лишь роль "орнамента" к какому-нибудь шлягеру модной певицы. Или же песню снабжали мугамным фрагментом, чтобы завуалировать ее откровенную беспомощность. Мугам утрачивал свою изначальную космичность. Ему не хватало духовности, парения, мистики, и, если хотите, дервишества.

Алим вернул мугаму его Тайну. Однако его Мугам — это отклонение от канона. И именно это стало квинтэссенцией его уникальности. Так что же все-таки есть Мугам Алима? Другими словами: традиция или эксперимент?

Вопрос из вечных. Защитники традиции (а подчас рутины) всегда будут хулить эксперимент, а последний, задыхаясь в музейно-хрестоматийных скрижалях, — бунтовать. Известный американский дизайнер Эмилио Амбаж, например, считает, что "любой проект, который не пытается предложить новые или лучшие способы существования, безнравственен". Да и потом — все ведь относительно. Убежденные сторонники авангарда — а ведь есть и такие — считают то, что он, Алим, делает, традиционным, а традиционно мыслящие люди считают его слишком "оригинальным".
А вот что говорил по этому поводу Кара Караев: "Враги искусства — мертвый эклектизм и сухой академизм… "Охранительская" тенденция в отношении народной музыки приводит к ее консервации, превращает ее в нечто застывшее и неизменное… в музейный экспонат".
Алим пришел в то время, когда кризис мугама надвигался с устрашающей силой, вернул ему престиж, что ли, как бы кощунственно это ни звучало. Полемика, споры, дискуссии обеспечили тот всплеск интереса, который утрачивался на глазах. Этот ушат ледяной воды сделал очень тревожной атмосферу вокруг мугама. Наивысшего накала ситуация достигла, когда он вдруг стал "сближать народы", одинаково комфортно чувствуя себя в китайской пентатонике, негритянском диксиленде и суперсовременном джаз-роке…
Алим преподал урок тем, кто считает, что он "испортил" мугам. Продемонстрировав великолепное знание "школы" жанра, его стихии, виртуозное владение его сложностями, делая это на диво легко и уходя вдаль, недоступную "охранителям"… Показав таким образом, что он — имеет право! И что "учебник" мугама для него — давно пройденный этап. Он доказал, что искусство мугама — сиюминутно, и его нельзя погрузить в летаргический "музейный" сон. И что он, мугам, творится живыми исполнителями и живыми слушателями — всегда детьми своего времени и своей эпохи. А мугам — искусство динамическое по самой своей природе.
Всякое великое искусство — загадка. Ее нельзя выдумать из головы. Она должна родиться сама собой. Как это случилось с Алимом. А еще нужны корни. Джаббар Гарягды, Сеид Шушинский, Гусейнгулу Сарабский, Бюльбюль, Хан Шушинский, Зульфи Адыгезалов, Гурбан Примов, Мешади Джамиль Амиров, Гаджибаба Гусейнов, Бахрам Мансуров — их искусство прославилось далеко за пределами Кавказа и Ближнего Востока.
Многое отличает Алима от большинства коллег — нет у него ни титулов, ни клипов, ни склок вокруг имени — всего того "джентльменского набора" сегодняшней "звезды".
Зато есть — имя, слава, мировой рейтинг…
Существует некая закономерность между присвоением народных "титулов" и достоинствами их обладателей. "Примадонна", "Маэстро", "Король"… Раздаются они щедро. Но вот что интересно: там, где начинается настоящее искусство, "титулы" — кончаются. И подлинные короли остаются без них. Впрочем, "обзывает" обычно толпа. А то, что делает художник истинный, — ей просто недоступно. А ему, художнику, титулы и не нужны.
Потому что он — Алим Гасымов!
Его пение вызвало немало вопросов у профессионалов. Поговаривали даже о специфическом устройстве его гортани и голосовых связок. Даже, бывало, не раз после концерта приходили осмотреть горло, чтобы как-то понять секрет удивительных по своей мощи заливистых и продолжительных трелей-зенгюле. Всемирно прославленная Галина Вишневская, с ее искушенностью в вокале, — и та как-то призналась, что "не понимает, как это он делает". И что гортань человека "не предполагает ничего подобного".
Галина Вишневская, согласитесь, человек не случайный, ей можно верить.
В свое время Анатоль Франс утверждал, что искусству угрожают два чудовища — талант без профессионализма и профессионализм без таланта. Алим Гасымов — тот редкий случай, когда первое со вторым благополучно сомкнулись. Мугам пели и поют многие. Но элемент "чуда" творения в искусстве встречается крайне редко, чаще он вытесняется взаимными "лабораторными" опытами зрителя и исполнителя. А то, что делает он, требует высочайшего мастерства, недосягаемого в условиях любительства. Мелизматика, жестикуляция, невиданные доселе паузы. Он позволяет себе ломать песню, ее мелодику и ритмический рисунок. Но право на подобное "кощунство" он заслужил. Вот почему всем известные романсы, такие как "Гезялим сянсян", "Аман овчу", "Гетмя, гетмя" — эти и другие жемчужины азербайджанской народной и авторской песни зазвучали в его исполнении как впервые.
Непредсказуемость — главное в его творчестве. Та самая непредсказуемость, без которой невозможен мугам как таковой, с его импровизацией и экспромтом. Но спонтанность его — особая, на службе у мастерства — вот он, профессионализм! — когда вокруг голоса образуется аура молчания… Молчание, в котором явственно слышался очередной вираж намерений исполнителя.

Уединение любите?

Любовь к тебе людей, когда ее слишком много, это, наверное, так же плохо, как если бы ее не было вообще. От внимания устаешь. Оно изнуряет…
Мы живем во время калейдоскопических смещений ориентиров и ценностей, и мугам, быть может, — и есть то единственное, что незыблемо — в нас. Он не допустит хаоса, отчаянного метания. Он спасет. И внесет ясность покоя в души мятущихся, в путаницу их мыслей и деяний. И здесь двух мнений быть не может. Как и в том, что есть люди, через которых Бог действует уж очень явно.
Алим пришел на этот свет с Миссией.
В этом он не оставляет никаких сомнений. Может, потому он так многого избежал. Например, он не знает зависти. Именно это ощущение собственной миссии, поглощающее целиком, не оставляет на зависть психологических ресурсов. Он понимает, что у каждого в этой жизни своя задача и сравнивать, у кого она лучше, у кого хуже — бессмысленно.
А еще он избежал интриг вокруг своего имени и разговоров о его личной жизни. Многие на его концерте сидят с закрытыми глазами, как и он на сцене — наверное, так облегчается проникновение мугама в тебя. Вспомнились слова о нем бывшего министра культуры России М.Швыдкого — "Алим умеет разговаривать со Всевышним"… Временами казалось, что он входит в настолько плотные слои чего-то, нам недоступного, когда можно только сгореть… А мистика всегда исключает возможность апелляции, ибо выводит за пределы разума.
О том, что глаза "мешают", говорил еще Пикассо, помнится, он даже предлагал художникам, как чижам, выкалывать глаза — чтобы они лучше пели"…
Мугам — это очень высоко… Там, где царит поэзия и парит научная мысль…
— По сравнению с большинством людей — да. Но, думаю, полная свобода — вряд ли вещь реальная. Физическое существование каждого человека предполагает тиски — всю свою жизнь пытаюсь, как могу, избавиться от них. Наверное, это и невозможно: жизнь есть жизнь и смиряться порой приходится. Если же говорить о творчестве, то тут смирение непростительно — очень важно найти укромное место и спрятать там свое, сокровенное, чтобы никто не влез и не указывал… Здесь не быть свободным — не получится. Просто тогда не будет тебя.

Касательно мугама — влияет ли мугам на нравственность человека? То есть, можно ли спеть Баяты-шираз — с его сотрясающим Вселенную драматизмом, а потом… убить человека?

Обаяние его искусства начисто лишено манерности и показухи. Его пение — моменты чудовищного духовного самообнажения. Он поет и, кажется, приносит себя на заклание публике — настолько распахнуто-искренне это он делает. Ощущение после концерта такое, что у него ничего не осталось. Может, в этом и заключается искусство ханенде, секрет его магии. Слушая певца классической направленности или исполнителя эстрадной песни, этого не происходит. Зритель как бы ощущает: это для тебя, а вот это уже, извини, мое, сокровенное. То есть ощущение некоего упора, за которым — табу. Может, поэтому, когда ноет Алим, невозможно уйти с полконцерта или сменить телеканал. Останавливает щедрость — по-детски, когда все — или ничего.
…А на экране — буйство цветов и аплодисментов…
Голос звучал один на один с душой. То был особый разговор. Временами он звучал как молитва, а порой — как иступленный зов к человечеству с мольбой услышать несправедливость, с которой столкнулся его народ… И тогда голос превращался в Глас, испускающим какие-то надмирные звуки…
Публика казалась вымершей. Впервые подумалось о несоответствии платы артиста за его труд, когда обычная атрибутика успешности концерта в виде цветов и оваций казалась до обидного недостаточной. И в тему "прозвучало" вручение певцу "Корана" от кого-то из его поклонников — наверное, это было ближе к Истине.
В свое время великий классик азербайджанской музыки, автор первых опер и симфонических произведений на всем Востоке — Узеир Гаджибеков, первооткрыватель нового музыкального мусульманского Востока — "привнес" Европу в Азербайджан. Сегодня Алим делает нечто обратное…
В его пении — исток. Недаром на вопрос "Что вам запомнилось больше всего?", туристы чаще всего отвечают: "Гобустан, Атешгях и Алим Гасымов". Он стал атрибутом древности, в хорошем смысле слова — музейности. А этого добиться непросто. Он стал данностью — как Девичья башня и ковер.

Так что же такое все-таки Мугам? — Мугам — это что? Вселенная — со всей неразрешенностью вечных ее вопросов? Трагическое предвестье грядущих утрат? А может, безоглядная вера в Чудо, его неминуемую доступность?

Надо сказать, что Алиму повезло больше, чем его предшественникам. Для этого понадобился трагический опыт Вагифа Мустафазаде и Мирджавада. Это была жуткая практика — дожидаться смерти художника, чтобы начать вешать на него все лавры мира. И когда некролог становился отличной визитной карточкой… Первого из них, блистательные композиции которого сегодня вдохновенно исполняет весь джазовый мир, так и не пустили на порог Союза композиторов, а второй получил "сполна" еще при жизни: первая выставка художника, первый очерк о нем и первый инфаркт — все три "дебюта" в 60 (!) лет. Вот так мы умеем "признавать". Зато сегодня мы обрушиваем благородный гнев на их детей, нежелающих возвращаться на родину. А ведь они — непосредственные свидетели инквизиции по-советски, вправе обижаться. А уезжают, чтобы не повторить горький опыт своих отцов и избежать зла, сотворенного их не менее гениальными завистниками. Ведь не заметить, когда не заметить нельзя — это не просто! Это тоже дар. Ну, как можно "не заметить" ошеломляющую лавину пассажей Вагифа или неистовую палитру Мирджавада! Завистникам приходится "работать", не покладая рук.
А гений — он всегда знает, что он гений. Наивно полагать, что человек, способный, например, создать Джоконду, не в состоянии заметить разницу между собой и нами. И сравнение это всегда не в нашу пользу. Он ничего не теряет. Теряем мы. Просто нам кажется, что, умаляя его величие, мы тем самым становимся значительнее. (Ох уж эта уравниловка!) А дети — они едут, гонимые генетическим страхом за свою судьбу — судьбу детей великих родителей. Потому что помнят ее — зону отчуждения… Абсолютное, космическое, ледяное одиночество. И в покаяние наше — не верят. Так же, как не верят в трогательные откровения "друзей-воспоминателей", якобы еще при жизни художников предрекавших им посмертие. Потому как "откровения" эти — не более чем озвученные фантазии.
"Великие"… Еще каких-то пару десятков лет слово это воспринималось негативно, и ты легко мог быть зачислен в ряды приверженцев культа личности. Сегодня — слава Богу! — этого не боятся.
Да, есть личности, и их надо культивировать!
Алиму повезло…

***

Мугам — музыка от первого лица, творимая на наших глазах. Жест, музыка, пластическая метаморфоза — сквозь них просвечивает личность музыканта. Мугам — это чуточку театр и всегда — диалог. А значит, его нужно уметь слушать.
Аудитория Алима сегодня — весь музыкальный мир. Не об этом ли мечтает артист во все времена? Но именно это обстоятельство почему-то настораживает "традиционистов". Людям ведь всегда было свойственно не воспринимать ранее неслыханное, и в каждом новом поколении находятся "пророки", предающие анафеме непривычное. Он создал мало сказать новый жанр — его концепция мугама стала почти идолом азербайджанского общества, почти новой религией. В тот день пророки были повержены! Потому что в ответ на уникальное по своей нелепости обвинение — "испортил мугам" — он предложил свой собственный беспрецедентный угол зрения, свой градус восприятия жизни и обезоруживающую исповедальность.
Обычно без причины люди не испытывают вражды друг к другу. Но когда они видят сияние на лице — отблеск священного огня, горящего внутри человека, то одни из них без всякой причины поклоняются ему, а другие почему-то стараются изо всех сил его унизить. Оригинальность отпугивает. Люди подозрительно относятся к непривычному и новому. Непонимание рождает неприятие, резкие оценки, ненависть, злобу. Чем меньше человек знает, тем более он мерит других людей по себе. Тем труднее он может себе представить различие между людьми.
Недавно мне довелось услышать буквально следующее: Алим, дескать, пошел "нечестным" путем — он "исковеркал" мугам с целью "приблизить" его к европейцам. Иными словами, поет тот мугам, который "им нравится". Странно было слушать такое. По логике автора этой "версии" выходило, что и великий Жорж Бизе, создатель бессмертной "Кармен", в свое время использовавший испанский фольклор, исковеркал его, "приблизив" ко всему миру. Или Узеир Гаджибеков, вводя тар в оркестровую ткань — он ведь тоже "коверкал" австрийский симфонизм. Или Прокофьев, "ударом кулака по клавишам", возвестивший мир о приходе новой эры в фортепианном искусстве! А Вагиф Мустафазаде? Создавая новое направление — азербайджанский джаз (вряд ли он тогда думал об этом, просто творил ту музыку, которую не мог не творить), — он ведь" искажал джаз в его исходном виде. И при этом избежал справедливого бунта со стороны афро-американцев — коренных носителей этого жанра… Я уже не говорю о симфонических мугамах Фикрета Амирова и Ниязи… Эти симфонические мугамы Фикрета Амирова замурованы для будущих поколений как один из непререкаемых шедеров в мировой музыкальной культуре. А джазовая музыка Вагифа Мустафазаде принесла ему мировую славу и награду, которая внесла его в один ряд с выдающимися джазовыми импровизаторами мира. А великие "нарушители всех времен и народов" — Николо Паганини или Ференц Лист? Это было давно? Тогда более свежий пример — "Аве Мария" Ф.Бадалбейли. Почему-то ни одному католику в голову не пришло обвинить композитора-мусульманина в "невиданном доселе святотатстве".
Грустная история, вечная как мир.
Как зависть.
Как мугам…
Сегодня Алим Гасымов выступает в ранге безоговорочного лидера. Он — единственный своем роде, и сравнивать его с кем-либо бессмысленно.
Недаром ведь кто-то из великих сказал, что часто творчество того или иного художника — это своего рода "письмо до востребования" — не поняли сегодня, поймут когда-нибудь. Художник счастлив самим процессом созидания. Уже сегодня. А продолжаем не замечать — в лучшем случае, и критиковать — в худшем. А ему, в общем-то, все равно. Потому что он — другой. И наши критерии — не его критерии.
…О нем спорят, а он поет. Сидя. А мир ему рукоплещет. Стоя.

Натаван Фаиг гызы, газета "Азербайджанский Конгресс"

© Azeri.ru