Самое сложное было в этом интервью – определиться, что писать после фамилии и имени главного героя. Хорошо, когда в активе громкие должности, титулы, награды, заслуги. А когда есть только прошлое, идеи и любовь? В начале девяностых он стоял у истоков возрождения казачества не только на Дону – история 20 века раскидала казаков по всему миру, но сегодня его имя вызывает неприкрытое раздражение у тех, кто представляет казачество на самом высоком уровне. Его идеи возрождения донского казачества никак не вписываются в нынешнюю систему государственного устройства, но это не мешает ему мечтать. Мечтать о том, что когда-нибудь казаки вернут утраченное уважение соотечественников и снова станут образцом силы духа, верности идеалам, беспримерного мужества и независимости. О настоящих казаках и казаках настоящего корреспондент 161.ru поговорила с известным деятелем казачьего движения, атманом Александром Юдиным.

– Общаясь с вами, трудно поверить в то, что казаки – образец толерантности. Власти всегда напирают на тему многонациональности региона и уникальные традиции многовекового мирно сосуществования здесь разных народов. А по-вашему выходит, что казаки – те еще националисты.

Отрывок из Дневника Александра Юдина (из книги «Трагедия и фарс» Н. Асташкина, Ростов-на-Дону 2009)
«Родился я 5 июня 1951 года – в день памяти Святого Александра Невского, оттого меня Саней и назвали. Потом я узнал, что с древнегреческого Александр означает «защитник людей». Мой отец, Николай Петрович – родовой казак, с 18-ти лет работал забойщиком в шахте, а мать, Татьяна Даниловна – потомственная казачка, управлялась по хозяйству. Жили мы (мать с отцом, я и две сестренки Люба и Катя) в поселке Горняцком, что на севере-востоке Ростовской области, в пригороде Белой Калитвы, а детство прошло в хуторе Литвинове – у деда Петра Федоровича.
Деда моего в хуторе кликали «Батюшкой» – с этим прозвищем связана целая история. В Великую Отечественную Петро Федорович служил в пехоте. В 1942 году, когда его часть отступала из Ростова к Сталинграду, он упросил ротного командира отпустить его на денек в свой хутор, который лежал на пути отступавших войск, чтобы повидаться с родными. Только зашел в дом, как прибегает соседский мальчик и кричит: «Дядя Петя, немцы!» «Скорее тащите доски, – скомандовал боец собравшимся землякам, – будем сколачивать гроб!»
Через полчаса румыны (это были они, а не немцы) с любопытством разглядывали «похоронную процессию», двигавшуюся в сторону сельского кладбища. Впереди с иконой, изображая священника, шел мой дед – с тех самых пор его стали кликать «Батюшкой».
Деда я сильно любил. И мне было очень неприятно, когда хохлы, что жили в хуторе, издевались над ним. «Эй, казак, – бывало кричали они, – куда ты шашку спрятал? Неси-ка ее сюда – капусту будем рубить...» До сих пор не могу забыть этих унижений.
Дед часто водил меня на бугор, где раньше стоял хутор Чернов, переименованный затем в Николаев, я ныне торчат бесформенные обломки фундамента куреней. От деда я узнал, что дома на фундаментах атаман разрешал строить только казакам, а иногородние – русские и хохлы – жили отдельно, в слободах, и могли сооружать лишь мазанки – землянки. Хутор – поселение чисто казачье, а в слободах жили переселенцы из центральных областей России и Украины – еще с екатерининских времен, которые пользовались свободным трудом и не были закрепощены помещиками. Отсюда и название – слобода. Казаки на своей земле были хозяевами – имели наделы, кузни, амбары, мельницы и так далее. Переселенцы не имели ничего. На них, неимущих, большевики и сделали ставку...»

– Казаки были хозяевами этой земли много веков подряд. И за это время они действительно создали уникальную систему сосуществования разных народов. Но разделение было всегда: пришлых из центральных районов России называли кацапами, украинцев – хохлами и так далее. Переселенцы приходили к атаману, он давал им разрешение жить, работать. Примкнув к военному казачеству, поучаствовав в походах и отличившись там, настоящими казаками становились и не коренные жители Дона. Это было абсолютно нормально.

– И все-таки трудно не заметить, что вы испытываете раздражение по отношению к тем самым «не коренным народам».

– Толерантность – это миф и инструмент для размывания самосознания целого народа. Сегодня казаки стали объектом для насмешек, к ним никто всерьез не относится даже здесь, на исконно казачьей территории их называют «ряжеными». Почему? Потому что в годы большевизма были уничтожены те, кто мог по праву считаться солью этой земли, настоящие казаки. А их место заняли наследники тех самых пришлых. Тех, кто вместо того, чтобы защищать свою страну от набегов крымских татар или войск Речи Посполитой, бежали сюда, на Дон. Ведь каждая нация должна ревностно отвоевывать свою землю, так в природе заведено. Предки казаков сражались, и славу свою получили заслуженно. А казачью форму сегодня носят потомки тех, кто настоящих казаков – наших дедов и прадедов – по балкам расстреливали. И кричат: мы, мы казаки! Но за ними нет настоящий истории, за ними – вакуум. Именно поэтому уже 20 лет они ходят и кричат, а толку нет.

– А вы, когда зарегистрировали первый устав Казачьего Круга Дона в СССР в 1990 году, о чем мечтали, и вообще, почему этим занялись?

– Я с детства вынашивал эту идею – возродить казачество. Я верил, что та безликая масса, что заполонила Дон и выжила нас из наших куреней, выбила, вырезала настоящих казаков, уйдет туда, откуда пришла. Когда-то их приняла донская земля, атаманы дали им землю, кров, но настал момент, и они ударили в спину казакам и возглавили движение по их уничтожению. Более двух миллионов казаков было уничтожено. И до сих пор за это никто не извинился. Более того: человек, который за свои деньги на своем подворье установил памятник жертвам борьбы с большевиками, теперь подвергается гонениям со стороны власти. Когда мы назначили проведение своего казачьего круга и открытие мемориала, власти приложили все усилия, чтобы часть идейных казаков не доехала до Еланской. Меня лично задержали по формальному поводу, моих товарищей останавливали на подъездах, обыскивали машины... Власти опасаются возрождения настоящего казачества.

– Но вы же сами говорите, что нынешние казаки не имеют никакого идеологического влияния на общество, к ним никто всерьез не относится, они не могут формировать общественное мнение. Ну и пусть себе красуются! Почему вы так рьяно выступаете против?

– Дело не в персоналиях, дело в идее. Ведь что такое казачество? Оно существовало, как бы сказать, в трех ипостасях. Казачество как сословие. То есть казаки на своей земле имели традиционно более привилегированное положение по сравнению с другими жителями Дона. Есть казачество как военное образование. Казаки имели свои славные военные традиции и были образцом военной доблести. Во всем мире они известны как «степные рыцари». И, наконец, о казачестве можно говорить как о форме общественного устройства. Это был по сути – образец истинной демократии. Казаки на Круге сами выбирали атамана, который представлял их интересы не более высоком уровне. Если их что-то не устраивало, они всегда могли выбрать другого. Возрождение казачества сегодня – это прежде всего возрождение гражданского общества, а в этом кровно не заинтересована нынешняя власть. Казаки, которые сегодня всеми силами стараются примазаться к этой власти, поддерживают ее, как бы от имени всего казачества, компрометируют саму идею. Предводитель войска назначается президентом заниматься делами казачества – где такое видано?! И изменить эту ситуацию казаки не могут. Те, кто не согласен, объявляются отступниками, предателями – как угодно. Это надругательство над казаками. Но потому, что большая их часть люмпенизирована, никто не протестует. Все их желание – поближе пристроиться к власти и получать от нее блага.

– А если вы возглавите Войско, то что – резко встанете в оппозицию власти и ее поддержкой пользоваться не будете?

– Мне войска не нужны. С кем воевать? И соперничать мне не с кем. Я занимался возрождением казачества отсюда до Дальнего Востока и всех нынешних деятелей знаю прекрасно. Понимаете, иногда, чтобы событие или явление могло занять свое достойное место в истории и существующем порядке вещей, необходим шум, барабанщики, которые просто сопровождают сам процесс. А сегодня эти барабанщики возомнили себя генералами. И вы предлагаете мне с ними соревноваться?

– Хорошо. Вы создавали казачье движение. И каким вы его видели?

– На тот момент, когда все создавалось, задача была одна – не допустить гражданской войны. Не позволить властям разыграть последнюю карту – казачество, после чего уже никаких разговоров быть не могло. В 90-х годах надвигалась трагедия. Необходимо было заблокировать надвигающийся хаос. К власти могли бы прийти преступные группировки, надо было этому противостоять. Надо было людей как-то мобилизовать для противодействия деструктивным силам. Хотя бы на первом этапе. Мы с этим справились. Все, что происходит сейчас... Знаете, это действительно трагедия: большевики ничего не смогли сделать с казачеством, его дух все равно остался жить, он возродился тогда. Но последующие годы и нынешняя ситуация привела к тому, что казачество стало вырождаться.

– Правильно ли я вас поняла, несмотря на всю ненависть к большевикам, демократов вы тогда тоже не поддержали?

– Да ну что вы? Господь с вами! В феврале 1990 года на стадионе «Труд» в Ростове собралось несколько тысяч людей. Туда подогнали ЗИЛ с громкоговорителями – должны были выступать те самые пресловутые демократы. И я решил пойти посмотреть, кто же они такие, что за сила рвется к власти. Я обалдел! Многие «под градусом», друг другу морды бьют, орут!.. А народ балдеет: еще бы – такое зрелище, когда такое еще увидишь. Тысяч десять народу... Гляжу: идет баба, пьяная, веселая, с огнетушителем, и так задорно спрашивает: «Ну что, Сашка, власть взяли?» Потом многие из тех говорунов в городскую думу прошли, в областную... Но тогда я оторопел: и вот эти люди будут нами командовать и руководить всей страной?! Потом они на Театральной площади собирались. Я был возмущен. Я им прямо вышел и сказал: «Езжайте на правый берег реки Иордан и там все эти дела устраивайте!» Ведь было видно невооруженным глазом: эти люди – разрушители. Ну я высказался, плюнул и пошел, а народ ко мне: кто такой? Я повернулся и говорю: «Казак донской, хозяин этой земли» А где тебя можно будет найти? Вот с этого все и началось.

– А вы не боитесь, что сейчас, когда в стране разразился кризис, протестные настроения выросли, вы со своими идеями можете выступить застрельщиком для тех самых деструктивных сил, которые и сейчас, надо полагать, не дремлют?

– Я не смогу таким стать по своей сути. Да, я вырос босяком и улица меня воспитала, но по натуре я – созидатель. В те самые 90-е годы я создал достаточно эффективную экономическую структуру, которая работала, приносила доход и успешно развивалась. Я ведь не просто пытался предложить возродить исторические традиции. Я хотел, чтобы регионом руководили успешные практики, деловые люди, которые бы умели и знали как привести Дон к процветанию. А не занимались набиванием собственных карманов. Только те, кто сам что-то умеет делать, способны научить других, создать рабочие места и прочее.

– А что случилось с бизнесом?

– Когда нынешняя власть укрепилась, они поняли, что я, помимо сильной идейной поддержки, могу получить еще и экономические рычаги влияния на положение в регионе. Поэтому они предприняли все усилия, чтобы лишить меня этой возможности.

– У вас и на сегодняшний день есть рецепт, как исправить ситуацию?

– Недавно я выступал на общественном совете и предупредил власти: протестные настроения, усиленные кризисом, действительно нарастают. Когда терпение у народа лопнет – мало не покажется никому. Ситуацию надо погасить. Как? Мое предложение – дайте мне машину, секретаря и три месяца. Я создам на Дону мощнейшую экономическую систему, аналогов которой нет в мире.